Неточные совпадения
Квартальные отворяют обе половинки дверей. Входит Хлестаков; за ним городничий, далее попечитель богоугодных заведений, смотритель училищ, Добчинскии и Бобчинский с пластырем
на носу. Городничий указывает квартальным
на полу бумажку — они
бегут и снимают ее, толкая друг друга впопыхах.
Через несколько минут он растянулся
на диване и замолчал; одеяло
на груди его волнообразно поднималось и опускалось, как земля за окном. Окно то срезало верхушки деревьев, то резало деревья под корень; взмахивая ветвями, они
бежали прочь. Самгин смотрел
на крупный, вздернутый
нос,
на обнаженные зубы Стратонова и представлял его в деревне Тарасовке, пред толпой мужиков. Не поздоровилось бы печнику при встрече с таким барином…
Изредка нарушалось однообразие неожиданным развлечением. Вбежит иногда в капитанскую каюту вахтенный и тревожно скажет: «Купец наваливается, ваше высокоблагородие!» Книги, обед — все бросается,
бегут наверх; я туда же. В самом деле, купеческое судно, называемое в море коротко купец, для отличия от военного, сбитое течением или от неуменья править, так и ломит, или
на нос, или
на корму, того и гляди стукнется, повредит как-нибудь утлегарь, поломает реи — и не перечтешь, сколько наделает вреда себе и другим.
На обратном пути я спросил Дерсу, почему он не стрелял в диких свиней. Гольд ответил, что не видел их, а только слышал шум в чаще, когда они
побежали. Дерсу был недоволен: он ругался вслух и потом вдруг снял шапку и стал бить себя кулаком по голове. Я засмеялся и сказал, что он лучше видит
носом, чем глазами. Тогда я не знал, что это маленькое происшествие было повесткой к трагическим событиям, разыгравшимся впоследствии.
Сначала подстреленный журавль
бежит прочь, и очень шибко, так что без собаки трудно догнать его: скорости своему
бегу придает он подмахиваньем крыльев или крыла, если одно ранено; видя же, что ему не уйти, он
на всем
бегу бросается
на спину и начинает защищаться ногами и
носом, проворно и сильно поражая противника.
Волны подгоняли нашу утлую ладью, вздымали ее кверху и накреняли то
на один, то
на другой бок. Она то бросалась вперед, то грузно опускалась в промежутки между волнами и зарывалась
носом в воду. Чем сильнее дул ветер, тем быстрее
бежала наша лодка, но вместе с тем труднее становилось плавание. Грозные валы, украшенные белыми гребнями, вздымались по сторонам. Они словно
бежали вперегонки, затем опрокидывались и превращались в шипящую пену.
Аннушка очувствовалась только через полчаса, присела
на землю и горько заплакала, — кровь у ней
бежала носом, левый глаз начал пухнуть.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил все в охоте: как собака, почуяв след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая
нос к самой земле; как, по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв
на правой руке ястреба, а левою рукою удерживая
на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти
бежит за ней; как вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув
нос в сторону, как будто окаменеет
на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку ногой; как, бог знает откуда, из-под самого
носа с шумом и чоканьем вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, —
на это, пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
Только в одном случае и доныне русский бюрократ всегда является истинным бюрократом. Это —
на почтовой станции, когда смотритель не дает ему лошадей для продолжения его административного
бега. Тут он вытягивается во весь рост, надевает фуражку с кокардой (хотя бы это было в комнате), скрежещет зубами, сует в самый
нос подорожную и возглашает...
На улице морозный воздух сухо и крепко обнял тело, проник в горло, защекотал в
носу и
на секунду сжал дыхание в груди. Остановясь, мать оглянулась: близко от нее
на углу стоял извозчик в мохнатой шапке, далеко — шел какой-то человек, согнувшись, втягивая голову в плечи, а впереди него вприпрыжку
бежал солдат, потирая уши.
За нею всегда
бежала стая собак; старые солидные дворняги с вытертою шерстью и седым волосом
на равнодушных мордах, унылые псы с поджатыми хвостами в репьях и комьях грязи, видимо уже потерявшие уважение к себе;
бежали поджарые сучки, суетливо тыкая всюду любопытные
носы и осматривая каждый угол хитрым взглядом раскосых глаз, катились несокрушимо весёлые щенята, высунув розовые языки и удивлённо вытаращив наивные глаза.
Золотые беляны с тёсом вальяжно, как дворянки в кринолинах, не спеша спускаются; тут тебе мокшаны и коломенки, и разного фасона барки да баржи,
носа свои пёстрые вверх подняв, весело
бегут по синей-то реке, как
на бархате шёлком вышиты.
— Совершенно серьезно… Ведь это только кажется, что у них такие же руки и ноги, такие же глаза и
носы, такие же слова и мысли, как и у нас с тобой. Нет, я буду жить только для того, чтобы такие глаза смотрели
на меня, чтобы такие руки обнимали меня, чтобы такие ножки
бежали ко мне навстречу. Я не могу всего высказать и мог бы выразить свое настроение только музыкой.
Мы шли очень легко по мокрому песку, твердо убитому волнами; и часа через два-три наткнулись
на бивак. Никто даже нас не окликнул, и мы появились у берегового балагана, около которого сидела кучка солдат и играла в карты, в «носки», а стоящие вокруг хохотали, когда выигравший хлестал по
носу проигравшего с веселыми прибаутками. Увидав нас, все ошалели, шарахнулись, а один бросился
бежать и заорал во все горло...
— Ладно, так!.. Ну, Ванюшка,
беги теперь в избу, неси огонь! — крикнул Глеб, укрепив
на носу большой лодки козу — род грубой железной жаровни, и положив в козу несколько кусков смолы. — Невод свое дело сделал: сослужил службу! — продолжал он, осматривая конец остроги — железной заостренной стрелы, которой накалывают рыбу, подплывающую
на огонь. — Надо теперь с лучом поездить… Что-то он пошлет? Сдается по всему, плошать не с чего: ночь тиха — лучше и требовать нельзя!
Различают три рода движения барки: первое, когда барка идет тише воды, подставляя действию водяной струи один бок, — это называется «
бежать нос на отрыск»; второе, когда барка идет наравне с водой, — это «
бежать щукой», и третье, когда барка идет быстрее воды, зарезывает
носом, — это «
бежать в зарез».
Но скоро утомление и теплота взяли верх над грустью… Она стала засыпать. В ее воображении забегали собаки; пробежал, между прочим, и мохнатый старый пудель, которого она видела сегодня
на улице, с бельмом
на глазу и с клочьями шерсти около
носа. Федюшка, с долотом в руке, погнался за пуделем, потом вдруг сам покрылся мохнатой шерстью, весело залаял и очутился около Каштанки. Каштанка и он добродушно понюхали друг другу
носы и
побежали на улицу…
Которые сосут, подталкивая
носом, которые, неизвестно почему, несмотря
на зовы матерей,
бегут маленькой, неловкой рысцой прямо в противуположную сторону, как будто отыскивая что-то, и потом, неизвестно для чего, останавливаются и ржат отчаянно-пронзительным голосом; которые лежат боком в повалку, которые учатся есть траву, которые чешутся задней ногой за ухом.
Один охотник рассказывал мне, что он, занимаясь крытьем тетеревов более десяти лет и видя, что глухари, прилетая иногда к приваде вместе с простыми тетеревами, никогда
на нее не шли, а сидели в близком расстоянии
на деревьях, преимущественно
на соснах, ломая крепкими своими
носами молодые летние
побеги, называемые погонцами, вздумал употребить эти погонцы для приманки глухарей; он нарубил верхних
побегов с молодых сосен и натыкал их
на приваде, около овсяных снопов.
Он осклабился, как идиот, сплюнул и утер
нос рукой. Но вдруг в глаза ему бросилась белая нервная собачка, которая, дрожа, терлась около Сашки. Быстро наклонившись, он поймал ее за задние ноги, высоко поднял, ударил головой о плиты тротуара и
побежал. Сашка молча глядел
на него. Он
бежал, весь наклонившись вперед, с протянутыми руками, без шапки, с раскрытым ртом и глазами, круглыми и белыми от безумия.
Выскочил я из саней, гляжу — в потемках
на меня человек
бежит и по колена в снегу грузнет; я его обхватил рукой за плечи, вот этак, и выбил из рук ружьишко, потом другой подвернулся, я его по затылку урезал, так что он крякнул и в снег
носом чкнулся, — здоровый я тогда был, рука тяжелая; я с двумя управился, гляжу, а Федя уже
на третьем верхом сидит.
«Государь мой! куда вы
бежите?»
— «В канцелярию; что за вопрос?
Я не знаю вас!» — «Трите же, трите
Поскорей, бога ради, ваш
нос!
Побелел!» — «А! весьма благодарен!»
— «Ну, а мой-то?» — «Да ваш лучезарен!»
— «То-то принял я меры…» — «Чего-с?»
— «Ничего. Пейте водку в морозы —
Сбережете наверно ваш
нос,
На щеках же появятся розы...
Бедный Ковалев чуть не сошел с ума. Он не знал, как и подумать о таком странном происшествии. Как же можно, в самом деле, чтобы
нос, который еще вчера был у него
на лице, не мог ездить и ходить, — был в мундире! Он
побежал за каретою, которая, к счастию, проехала недалеко и остановилась перед Казанским собором.
В Коломну он приехал с мрачными мыслями, был рассеян сначала, но, поговорив с Лизанькой, вышел со слезами
на глазах, потому что решительно испугался за Васю. Домой он пустился
бегом и
на Неве
носом к
носу столкнулся с Шумковым. Тот тоже
бежал.
*
На заре, заре
В дождевой крутень
Свистом ядерным
Мы сушили день.
Пуля входит в грудь,
Как пчелы ужал.
Наш отряд тогда
Впереди
бежал.
За лощиной пруд,
А за прудом лог.
Коммунар ничком
В землю
носом лег.
Мы вперед, вперед!
Враг назад, назад!
Мертвецы пусть так
Под дождем лежат.
Спите, храбрые,
С отзвучавшим ртом!
Мы придем вас всех
Хоронить потом.
Когда плывут
на лодке и хотят плыть скорее, то возьмут,
на середине лодки, вставят в дыру большой шест, к шесту этому приделана поперек перекладина. К этой перекладине прикрепят холстинный парус, к низу паруса привяжут веревку и держат ее в руках. Потом поставят паруса против ветра. И тогда ветер надует парус так крепко, что лодка нагибается набок, веревка рвется из рук, и лодка поплывет по ветру так скоро, что под
носом лодки забурчит вода, и берега точно
бегут назад мимо лодки.
Море черно. Черно и кругом
на горизонте. Черно и
на небе, покрытом облаками. А корвет, покачиваясь и поклевывая
носом,
бежит себе, рассекая эту непроглядную тьму, подгоняемый ровным свежим ветром, узлов по восьми.
На корвете тишина. Только слышатся свист и подвывание ветра в снастях да тихий гул моря и всплески его о борта корвета.
На широких, белых, как снег, парусах и то́пселях одни за другими вылетают длинные расшивы с высокими
носами, с узкими кормами, с бортами, огороженными низкими перильцами; вдогонку за ними
бегут большие, грузные, но легкие
на ходу гусянки с небольшой оснасткой и с низкими, открытыми бортами; дальше черепашьим шагом плетутся нагруженные пермскою солью уемистые, неуклюжие ладьи, бархоты, шитики и проконопаченные мочалом межеумки, вдали сверкают белизной ветлужские сплавные беляны, чернеют густо осмоленные кладнушки.
Дядюшка медленно приподнял дверцу… Мышь юркнула под самым
носом котенка, ударилась о руку Прасковьи и
побежала под шкаф, котенок же, почувствовав себя
на свободе, сделал отчаянный прыжок и забился под диван.
Я сунул его кулаком в морду, перешел в наступление и стал теснить. Испуг и изумление были
на его красивом круглом лице с черными бровями, а я наскакивал, бил его кулаком по лицу, попал в
нос. Брызнула кровь. Он прижал ладони к
носу и
побежал. Пробежал мимо и рыжий, а Геня вдогонку накладывал ему в шею…
Объездчик закурил трубку и
на мгновение осветил свои большие усы и острый, строгого, солидного вида
нос. Мелкие круги света прыгнули от его рук к картузу,
побежали через седло по лошадиной спине и исчезли в гриве около ушей.
И опять заливаются серебряные бубенцы. Мороз безжалостно пощипывает нас за
носы, Щеки, уши. Бешен быстрый
бег коней. Дивно хорошо сейчас
на Островах, в эту звездную декабрьскую ночь. Белые деревья, запушенная инеем снежно-белая как скатерть дорога. А над головами — небо, испещренное сверкающим золотым сиянием опаловых огней.
— Батюшка… Сгноила парню руку, да теперь и батюшка. Какой он работник без руки? Вот век целый и будешь с ним нянчиться. Небось как у самой прыщ
на носу вскочит, так сейчас же в больницу
бежишь, а мальчишку полгода гноила. Все вы такие.
«Золотоношского монастыря табедний (?) Анатолий, росту великого, долгосудого (?),
носа умеренного, глазов серых, посуповатый, волосов
на голове долгих, рудых, бороды и усов не рудых, речи цикой (sic) литовской, лет сроду четыредесяти, прошлого июня (1749) против 21 дня в ноче без жадной (т. е. без всякой) причины
бежал».
При
побегах бывали и захваты в духе удалого казачества, — так, в 1749 году, «из черниговской епархии, монастыря Николаевского, пустынно-рыхловского
бежал постриженец монах Иннокентий Руссиков,
носа керпатого,
на правую ногу крив, а борода только зачала пробиваться».
«27-го апреля 751 года
бежал из Киево-Братского монастыря иеродиакон Тавия Яскевич, приметами таков: росту среднего,
на голове и бороде волосов русых, темно-простых, бороды невеликой, очей в лобу западлых, телом умерителен;
носа малого, продолгого; ходы замашкой, — як ходит, то руками размахивает, спевает и читает тенористо». «Накрепко его смотреть, поймать, забить в колодки» и т. д.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось
бежать толпой. Купец с красными прыщами по щекам около
носа, с спокойно-непоколебимым выражением расчета
на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
Так, в 1743 г. сразу
бежали и в одном указе объявлены: 1) Козельского монастыря монах Мелетий Стоецкий, «волосов малих, а глазов больших, лица кругопятного»; 2) иеромонах Варлаам Климов, «мови тонклявой»; 3) из монастыря Полтавского иеродиакон Сильвестр Кульчиньский, лет 30; 4) из Гамалеевского монастыря иеромонах Никифор,
носа не великого и острого, мови швидкой, 34 л.; 5) из Глуховского монастыря монахиня Паисия, мови дроботливой и мало гугнивой, глазов серих мало подпухлых,
носа долгого, лет 45; 6) из Козелецкого монастыря монахиня Христина, мови повольнодроботливой,
носа короткого, лет 40; 7) из Черниговского Троицкого монастыря — иеромонах Иннокентий Шабулявский — в плечах толст, сам собою и руками тегуст (sic),
носа острого, щедровит (ряб), бороды не широкой, козлиной (sic), спевает и читает сипко тенором; 8) из Никольского пустынного монастыря монах Исаия Куновецкий — сухопрадий (sic), око правое вейкою (sic) толсто заплыло, лет 22; 9) из Успенского монастыря иеромонах Антоний Усманецкий, 57 лет, мови грубой; 10) монах Исаия, 31 года, без пальца
на руке; 11) монах Иосей кузнец, росту малого, 40 лет; 12) Анастасий Хватовец — 31 года; 13) Калист Загоровский, русый, слащеватый, 30 лет.
«Петропавловского глуховского монастыря архимандрит Никифор доношением представил, что 749 г. июля 8-го дня, во время утренни, иеродиакон Гавриил Васильев, росту среднего, лица тараканковатого (sic),
носа горбатого, продолговатого, волосов светло-русых, бородки рудой и небольшой, действует и спевает тенора; ходы спешной, речи пространной, очей серых, лет ему сроду как бы сорок, — с оного Петропавловского глуховского монастыря
бежал, и показанного беглеца, иеродиакона Гавриила, накрепко смотреть — не явился ли где, и буде явится, то его, поймав и забив в колоды, отослать в оный Петропавловский монастырь
на коште оного монастыря».